– С собой возьмете, – кивнул монах. – Пригодится!
– Зачем мне какую-то грязь с собой тащить? – поежившись и глядя на камешки с опаской, сказала Малинка, озвучив заодно и Серегины мысли.
– Верно говорят: у бабы волос долгий, да ум короткий, – пробормотал монах. – У девки то же самое. Хороша грязь! Это ж серебряные монеты!
– Не хочу я эту гадость брать! – сердито буркнула Малинка.
А Серега смотрел на ее волосы.
Очередная народная мудрость, которую он только что узнал, ему понравилась, однако у Малинки волосы были не долгие, то есть не длинные, а довольно короткие. Темно-рыжие, блестящие, слегка вьющиеся.
Со смешными кудряшками на висках…
– Ну, будь по-твоему, дева, – вздохнул монах. – Не хочешь портки пачкать – не надо. Поди сюда, наследок! Эй, уснул никак? – В его голосе Сереге послышалась насмешка. – Не спи, волкодлак загрызет!
– Какой волкодлак? – озадачился Серега, исключительно из вежливости подставляя карман под чумазый и довольно тяжелый груз.
– Самый обыкновенный, – пояснил монах. – Оборотень!
– Ага… – слабым голосом отозвался Серега, который очень мечтал выключить мозг, чтобы не думалось обо всем этом – непостижимом и невесть откуда взявшемся.
Знать бы только, где найти выключатель!
– Эх, что за чпага нынче пошла?! – сокрушался монах. – Одна жменька только и помещается. Да ладно, сколько ни есть, а все богачество. Береги его, не растеряй!
Захлопнул сундук и усмехнулся:
– Вот бы настоятель локти кусал, коли бы видел, как я его добро разбазариваю! Ну, он-то безвозвратно окочурился, теперь на том свете ему черти крепко пятки смолят да огнем палят!
– Слушайте, – озадаченно сказала Малинка, – я вообще не понимаю… В ад попадают грешники, так? А настоятель – он же священник, как же он может быть грешником?!
– Все верно, – кивнул монах. – В давние времена здесь стоял хороший монастырь. И настоятелем был истинно святой человек. Отец Серафим его звали. Моя матушка хотела меня в монахи отдать, а отец Серафим противился, говорил, что я не для монастырской, а для мирской жизни создан. Больно уж, сказывал, много страстей Федьку обуревает! Меня, значит… При монастыре раньше сад был – глазом не оглядишь! Тут я и садовничал, а в деревню лишь изредка хаживал. Деревня тогда называлась Гости. Потом уже ее стали Погосты звать, ибо кладбище расползлось и всю деревню поглотило.
– Погосты! – ахнул Серега. – Погосты, а не Погости!
– В гости волей ходят, а не насильно волокут, – невесело усмехнулся монах. – Но помер святой отец Серафим от морового поветрия. Он отправился в рай, а в монастырь явился сущий аггел.
Был он чужой человек. По крови русский, а по нраву сущий гарип, чужак-иноземец! В то время иезуиты пытались овладеть нашими душами, насадить в России свою лживую веру. Матушка-императрица Екатерина их в Россию не пускала, зато сынок ее, Павел Петрович, для них готов был двери распахнуть. Некоторые из них наползли в эти края и успели кого-то в свою веру обратить. Среди таких был и наш настоятель.
Потом пришел к власти император Александр Павлович и всю эту шушеру иноземную разогнал. Кто бежал, кто покаялся, а кто и затаился. Вот и наш настоятель затаился в монастыре…
И с тех пор пришла к нам беда. Всю братию он разогнал, оставил только своих приспешников, а когда узнал, что я мертвых насквозь вижу, испугался, что я ему помешаю морок на добрых людей наводить! Оклеветал меня перед людьми – мол, я пособник дьявола, а сам-то он и был дьявола пособник!
Он страшной силой владел… Умел горстью могильной земли упыря призвать куда угодно, хоть за версту от могилы его!..
Проклял он меня, потом насильно в монахи иезуитские постриг да замуровал заживо вот в этой келье с пятым углом. Он эту келейку нарочно приказал выстроить, ибо у них, у слуг дьяволовых, пятый угол – место встречи с их господином, врагом рода человеческого! Келью запер, да еще и кирпичом заложил.
Да только позабыл настоятель тут свой заветный сундучок. Замуровал его около меня. Вот небось бесился, когда хватился!
Монах взглянул на Малинку:
– Не передумала? Может, прихватишь горсточку серебра?
– Не хочу, – отпрянула она. – Золото я бы взяла, а это нетушки!
– Ну, будь по-твоему, – кивнул монах. – Однако же заболтался я с вами, чада мои. А ведь до полуночи уже всего ничего остается. Пора нам!
Он вышел из кельи.
Серега двинулся было за ним, но Малинка схватила его за руку:
– Ты ему веришь? Ты во все это веришь?
Голос у нее дрожал.
Сереге ужас как хотелось сказать храбрым голосом, мол, все это полная чухня и сказки, но он не любил врать без особой надобности, а потому кивнул:
– Да, а ты?
Малинка вздохнула и призналась:
– Я тоже, но это такой ужас!
Сапожников проехал покосившийся указательный столб с табличкой «Погосты» и обнаружил небольшой перекресток проселочных дорог.
– Здесь, что ли? – пробормотал он, медленно разворачивая автомобиль и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. – Что-то не видать встречающих…
В это мгновение зазвонил телефон. Николай Ильич выхватил трубку из кармана.
Серегин номер!
Но он знал, что звонит не Серега.
– Слушаю.
– Вы где, Сапожников? – спросил голос, который Николай Ильич слышал только раз, но запомнил на всю жизнь.
Голос доктора Краева.
– На перекрестке, – сообщил он. – Но я тут один. Никакой «Скорой» не видно.
– То есть как? – озадаченно спросил доктор Краев. – Странно… Какая-то накладка. Ладно, стойте где стоите, я буду через несколько минут. Не выключайте фары, пока я не перезвоню.